ОБРЫВ на краю ржаного поля ДЕТСТВА - Страница 3

К оглавлению

3

— Дружок, а что тебе сказал господин Тёрмер? Вы ведь немного побеседовали, не так ли?

— Побеседовали. Точно. Часа два у него проторчал, не меньше.

— Чего ж он сказал?

— Э… ну, дескать жизнь — игра, и вообще. Мол играть надо по правилам. Всё очень пристойно. В смысле, не особо вздрючился, и вообще. Всё напирал, дескать жизнь — игра, всё такое прочее. Ну, вы понимаете.

— Жизнь действительно игра, дружок. Жизнь действительно игра, в которую надо играть по правилам.

— Да-да. Понимаю. Понимаю.

Игра, чёрт побери. В гробу я видал такие игры. Конечно, ежели попадёшь в обойму с крутыми чуваками, там ещё в общем-то как-то похоже на игру, согласен. Но на другой стороне, где нет ни одного крутого, особо не разыграешься. Какая тут к чёрту игра?

— Господин Тёрмер уже написал родителям?

— Сказал, напишет в понедельник.

— А ты сам им не сообщил?

— Не-а, не сообщил — да я уже в среду вечером, наверно, приеду домой и с ними увижусь.

— И как они, по-твоему, к такой новости отнесутся?

— Ну как… осерчают. Наверняка осерчают. Вроде б уже четвёртая школа, где учился. — Я тряхнул головой. Довольно часто ей встряхиваю. — Вот ё-моё, — говорю. «Ё-моё» тоже частенько употребляю. Отчасти из-за вшивого словарного запаса, отчасти поскольку иногда веду себя не по возрасту глупо. Тогда мне было шестнадцать, щас семнадцать, но порой веду себя, словно едва стукнуло тринадцать. Вся хохма в чём: рост у меня сто восемьдесят девять сантиметров, да ещё седина. Честно. С одной стороны головы — правой — полным-полно седых волос. С самого детства. А я всё ещё подчас веду себя, точно мне лет двенадцать. Все так говорят, чаще других — отец. Конечно, отчасти они правы, но это не вся правда. Люди вечно думают, мол вот она, вся правда. Честно говоря, мне до фени; просто утомляет, когда просят стать повзрослее. Ведь порой веду себя гораздо взрослее собственного возраста — точно вам говорю — но эдакого сроду никто не замечает. Люди вообще ни в жисть ни хрена не замечают.

Старик Спенсер опять закивал. Причём тут же начал ковырять в носу. Якобы просто почёсывает, но на самом деле большой палец сунул прямо в ноздрю. Ему, наверно, казалось, ну фиг ли уж такого особенного — ведь в комнате только я. Мне-то наплевать, просто противно смотреть, как сопли выковыривают.

Потом говорит:

— Месяца два назад я имел удовольствие свести знакомство с твоими мамой и папой, пока они беседовали с доктором Тёрмером. Дивные люди.

— Точно, просто замечательные.

Дивные! Вот уж гнусное словечко. Чистая липа. Как его услышу — аж блевать тянет.

Тут вдруг старик Спенсер вроде как захотел сказать нечто обалденно умное, сделать какое-то тонкое замечанье. Сел повыше-поудобней в кресле. Но ни хрена особенного не последовало. Просто взял у себя с колен «Атлантический ежемесячник» и бросил на кровать рядом со мной. Но не попал. Там всего сантиметров пять, а он промахнулся. Я встал, поднял ежемесячник, положил на кровать. И тут меня резко потянуло оттуда к чёртовой матери. Почувствовал: щас станут учить жить. Вообще-то я б не возражал, но слушать поученья, нюхая капли от насморка да глядя на старика Спенсера в пижаме-халате — вроде б уж слишком. Точно вам говорю.

И — началось.

— Что с тобой происходит, дружок? — сказал старик Спенсер сурово, не как обычно. — Сколько предметов у тебя в текущем полугодии?

— Пять.

— Пять. А по скольким двойки?

— По четырём. — Я поёрзал. На столь жёсткой кровати в жизни ещё не сиживал. — По английскому всё в порядке, ведь в Хутоне мы уже проходили «Беовулфа», «Повелителя Рандала, моего сына», всё такое. В смысле, мне вообще почти не пришлось учить английский, разве только время от времени писать сочиненья.

Он даже не слушал. Вообще крайне редко слушает с ним разговаривающих.

— Я поставил тебе двойку по истории, поскольку ты совершенно ничего не знаешь.

— Понятное дело. Ещё бы. Вам иначе нельзя.

— Совершенно ничего, — говорит. Не терплю подобные закидоны. Ты с самого начала согласен, но тебе повторяют. А он заладил то же самое по третьему заходу. — Ну совершенно ничего. Я сильно сомневаюсь, открыл ли ты учебник хоть однажды за всё полугодие. Открыл? Скажи мне правду, дружок.

— Не, ну просматривал несколько раз. — Не хотел старика обижать. Он от летописей всяческих просто тащится.

— Просматривал, да? — ядовито гнусавит. — Твоя… хм… проверочная работа — вон там, на шкафчике. Верхняя в стопке. Принеси её, пожалуйста.

Вообще-то уже ни в какие ворота не лезет. Но я пошёл принёс — выбора-то всё равно нету. Снова сел на бетонную постель. Ё-моё, вы не представляете, как жалел, что зашёл попрощаться.

Старик Спенсер держал проверочную работу, точно та кусок дерьма иль ещё чего похуже.

— С 4 ноября по 2 декабря мы изучали египтян. Ты выбрал их в качестве свободного вопроса. Хочешь послушать собственную писанину?

— Нет, не очень.

А он всё равно прочёл. Раз учитель задумал чего-нибудь сделать, его не остановишь. Просто делает и всё.


...

Египтяне — древний кавказский народ, проживавший в одной из северных местностей Африки. Последняя, как мы знаем, является крупнейшим материком в восточном полушарии.


Пришлось сидеть слушать тамошнюю хренотень. Вот говённый старикашка.


...

Египтяне чрезвычайно любопытны нам сегодня по различным причинам. Современные учёные всё ещё норовят разгадать тайну составов, использованных египтянами при обёртываньи покойников, дабы лица не разлагались в течение многих веков. Современные учёные двадцатого столетья всё ещё бьются над столь занимательною загадкой.

3