ОБРЫВ на краю ржаного поля ДЕТСТВА - Страница 24

Вокруг сидело сплошное мудачьё. Кроме шуток. За столь же крошечным столиком слева, точнее чуть ли не у меня на голове, примостились чувак с чувихой — самые настоящие мартышки. Примерно моего возраста или, пожалуй, малёк постарше. Ну смех да грех. Сразу видно: адски стараются пить по крайней мере не слишком быстро. Я чуток послушал, о чём говорят, — делать-то всё равно нефига. Парень рассказывал про футбольную встречу, куда ходил тем вечером. Поведал мельчайшие подробности от начала до конца поединка — я не шучу. Мне таких зануд в жизни не попадалось. Подруге проклятая игра вообще по барабану, но выглядела она ещё мартышистей его, вот и обречена слушать, понятное дело. У по-настоящему страшненьких метёлок жизнь не сладкая. Порой их прям жаль. Иногда даже нет сил на них смотреть, особенно в обществе придурков, наворачивающих в подробностях про чёртову футбольную игру. Ну а справа разговорчик вообще атас. Справа от меня сидел чувак в серой шерстяной двойке и весёленькой, как у голубых, безрукавочке — наверняка из Йейлского вуза. Вообще-то все тупицы из лучших учебных заведений выглядят одинаково. Отец хочет запихнуть меня в Йейл, или в Принстон, но вот вам крест: даже под страхом смерти не пойду ни в одно из оных глубокоуважаемых заведений, чёрт их всех побери. Зато бабца у Йейлского чувака смотрелась клёво. Ё-моё, весьма привлекательная. Но послушали б вы их разговор. Во-первых, оба слегка кирные. И тот чего удумал: под столом её щупает, а сам вещает о каком-то чуваке из общаги, сожравшем целую пачку аспирина — хотел концы отдать. Подружка всё долдонит:

— Кошмар…Не надо, дорогой. Пожалуйста, не надо. Не здесь.

Представляете, лапать кого-нибудь, одновременно рассказывая про чувака, кончающего жизнь самоубийством! Обалдеть.

Короче, сижу один-одинёшенек, чувствую себя полным дундуком. Делать нехрена — только курить да пить. Ну и велел халдею спросить у старины Эрни, не выпьет ли со мной. Передай, говорю, я брат Д.Б. Но сильно сомневаюсь, дошла ли просьба до Эрни. Подобные ослы ни в жисть никому ни фига не передают.

Вдруг подходит бабца:

— Холден Колфилд!

С ней какое-то время встречался Д.Б. Звать Лилиан Симмонз. Сиськи ещё такие огромные.

— Привет.

И, само собой, пытаюсь встать, но в подобном заведеньи из-за стола вылезти не слишком-то просто. При ней торчит морской чин, держащийся неестественно прямо, точно кочергу в задницу вставили.

— Как изумительно тебя видеть! — гундосит старушка Лилиан. Да-да-да, заливай больше. — Как братец? — Исключительно ради того и подкатила.

— Прекрасно. Он в Холливуде.

— В Холливуде! Изумительно. Чем занят?

— Не знаю. Пишет.

Не хотел вдаваться в подробности. Но она-то, конечно, посчитала, дескать круто. Ну, насчёт Холливуда. Почти все так думают. В основном те, кто отродясь не читал его рассказов. У меня от них просто крыша съезжает.

— Как увлекательно, — сказала старушка Лилиан и представила морского волка. Капитантретьегоранга Хлюп или навроде того. Из тех раздолбаев, кто за мужиков себя не считают, раз, здороваясь, не сломали тебе все сорок пальцев. Господи, ненавижу мудацкие приколы.

— Ты один, малыш? — спрашивает старушка Лилиан.

А сама перекрыла весь чёртов проход между столиками. Причём сразу ясно: ей в жилу стоять поперёк столь оживлённого движения. Какой-то подавальщик ждал, пока она отвалит с дороги, но Лилиан даже не обращала на него вниманья. Чудные твои дела, Господи. Халдею она, конечно же, не особо нравилась, морскому волку тоже не очень, хоть у него с ней свиданье. Я от неё не слишком тащился… Короче, никому не по вкусу… Даже жаль деваху, честное слово.

— Малыш, ты без девочки? — спрашивает.

Я уже стоял, а она даже не сказала, дескать садись. С такими лилианами целый вечер стоймя простоишь.

— Красивый, правда? — говорит чуваку-моряку. — Холден, ты хорошеешь прямо на глазах.

Морской волк велел ей пройти вперёд. Мы, говорит, весь проход загораживаем.

— Холден, садись к нам, — предложила старушка Лилиан. — Хватай свою стакашку.

— Я уже ухожу, — говорю. — Надо кой с кем встретиться.

Откровенный ко мне подлизон. Чтоб я Д.Б рассказал.

— Ах ты такой-сякой. Ладно уж, сиди. Увидишь братца — передай, я его презираю.

И отчалила. Мы с чувачком-морячком сказали, якобы рады были познакомиться. Я каждый раз обалдеваю. Вечно надо говорить «рад познакомиться» каким-то людям, знакомству с коими вовсе даже не рад. Но коль скоро хочешь выжить, надлежит нести ещё не такую хренотень.

Раз уж ей сказал, де надо кой с кем встретиться, ни хера не оставалось, кроме как отвалить к чёртовой матери. Не вышло даже, чуть-чуть задержавшись, послушать, сыграет ли старина Эрни чего поприличней. Но сидеть за столиком старушки Лилиан с её морским волчарой да подыхать от скуки — избавьте. Короче, так и ушёл. Забирая куртку, прям кипел от злости. Вечно кто-нибудь весь балдёж обломает.

13

Обратно в гостиницу топал пешком. Сорок один распрекрасный перекрёсточек. Не скажу, мол потянуло прогуляться, всё такое. Просто не хотел влазить в очередную тачку, потом из неё вылазить. Иногда устаёшь ездить на рыдванах — точно так же, как на подъёмниках. Вдруг чувствуешь — надо пройтись. Причём расстоянье или высота неважны. В детстве я очень часто поднимался домой пешком. Двадцать четыре лестничных пролёта.

Даже не заметно, дескать прошёл снег. На землю почти не лёг. Но подморозило здорово. Пришлось, достав из кармана, надеть красную охотничью кепку — и по фигу, как выгляжу. Даже наушники опустил. А ещё сильно мёрзли руки. Вот бы знать, кто у меня спёр в Пенси перчатки. Я б ни фига особого не сделал, даже кабы выяснил. Кишка тонка. Норовлю того не показывать, но… Например, узнай в Пенси, кто прикарманил перчатки, наверно, пришёл бы к ворюге в комнату и сказал: