ОБРЫВ на краю ржаного поля ДЕТСТВА - Страница 38

Короче, снова позвонил Джейн, но никто не ответил; пришлось повесить трубку. Тогда полистал записную книжку, выискивая, кого ещё попытаться, чёрт побери, сегодня вытащить из дома. Да только во всей книжке у меня номеров-то раз, два, и обчёлся. Отцовский рабочий, старушки Джейн, а ещё г-на Антолини, учителя из Элктоновых Холмов. Постоянно забываю брать у людей концы для связи. Ну помозговал-помозговал — да звякнул старине Карлу Лусу, закончившему Хутон уже после того, как я оттуда отвалил. Он года на три старше, не особо мне нравится, однако тыква соображает здорово — среди всех парней у него насчитали самый высокий уровень умственного развития. Короче, подумал: вдруг захочет вместе поужинать да чуток помудрствовать. От него запросто кой-чему наберёшься. В общем, звякнул. Он уже учится в Колумбийском вузе, а живёт где-то на 65-й улице, всё такое — почти наверняка застану дома. Его впрямь подозвали, но Карл сказал, дескать поужинать-то не выйдет, хотя в десять часов не прочь выпить со мной по рюмашке в кабачке на 54-й. Кажись, здорово удивился, услыхав мой голос. Я ведь как-то обозвал его толстожопым балаболом.

До десяти часов предстояло убить кучу времени, ну я и решил посетить кинозал в Радио-городке. Конечно, хуже место придумать трудно, зато недалеко, к тому ж ни шиша более путёвого в башку не лезло.

Вхожу, а там как раз разыгрывают небольшое представленье. Девицы вовсю размахивают ногами — ну, знаете, выстроившись в ряд и обхватив друг дружку за пояс. Зрители хлопали, точно сумасшедшие, какой-то чувак позади меня всё бубнил жене:

— Нет, ты только глянь! Во слаженность!

Умора.

Потом на коньках с колёсиками выкатил чувак в чёрной куртке с шёлковыми отворотами и стал прошныривать под какими-то низенькими столами да одновременно сыпать шутками. Ездит он клёво, всё такое, но я смотрел без особого удовольствия: всё представлял себе, как он упражняется, прежде чем стать чуваком, снующим по помосту на коньках. По-моему, дурацкое какое-то занятие. Вероятно, я просто не попал в настроенье. После шмыгающего чувака началась рождественская хренотень, её в Радио-городке ставят каждый год. Из-за боковых щитов, вообще отовсюду вылезают мальчишки с крылышками, по подмосткам чуваки носят распятья, и т. д., вся кодла — а их не меньше тысячи — с надрывом распевает «Приидите, верующие!». Очень круто! Понятное дело, считается, якобы хреновина адски набожная, к тому же жутко красивая, но я, чёрт побери, не вижу ни фига набожного да красивого в куче лицедеев, таскающих по всем подмосткам распятья. Закончив, они стали уходить опять через боковины, причём сразу видно, как им не терпится поскорее выкурить штакетину, и вообще. В прошлом году мы со старушкой Салли Хейз уже подобную мутоту видели; подруга прям восторгалась, сколь великолепно, какие убранства, и т. д. А я сказал, мол старину Иисуса, небось, стошнило б, увидь Он тамошнюю пошлятину — ну, затейливые наряды, всё такое. Салли назвала меня святотатствующим безбожником. Вероятней всего, права. Зато чувак, играющий в яме на огромных полукруглых барабанах, Иисусу точно бы понравился. Я за ним наблюдаю лет с восьми. Нас ещё с Элли предки приводили; мы вечно пересядем поближе, следим. Лучший барабанщик из всех, какие мне вообще попадались. В каждой вещи ему выпадает приложиться лишь раза два-три, но в промежутках чувак отнюдь не скучает. А уж едва впрямь приходится врезать, бьёт столь изящно, звучно, с эдаким одухотворённым лицом. Однажды мы с отцом ездили в Уошингтон, и Элли послал оттуда барабанщику открытку, но тот, конечно, не получил. Отправили-то ведь на деревню дедушке.

После рождественского представленья показали чёртову ленту. Редкостная гнуснятина — глаз не оторвёшь. О каком-то англичанине Алеке — дальше не отложилось, — попадающем во время войны в больницу, теряющем память, всё такое. Из больницы выходит с палочкой, ковыляет по всему Лондону, а сам ни черта не помнит, кто он. На самом-то деле дворянин, но даже не подозревает. А потом в автобусе сводит знакомство с жутко приятной-хозяйственной-искренней девушкою. Ветер сдувает её проклятую шляпку, а он ловит, ну подымаются на верхнюю площадку; сев, начинают говорить о Чарлзе Дикензе. Он у них у обоих любимый писатель, врубаетесь? Чувак даже носит с собой «Оливера Твиста», чувиха тоже. Меня чуть не вырвало. Короче, тут же влюбляются — ну, оба помешаны на Дикензе, всё такое — и Алек помогает ей по издательской части. Ведь девица — издательша. Правда, дела идут не ахти, поскольку её брат-пьяница тратит все их бабки. Бедолага служил на войне врачом, но сейчас больше не способен людей резать, ибо подвела выдержка, вот и керосинит всю дорогу, но вообще-то парень остроумный, всё такое. Короче, Алек пишет книгу, подружка издаёт, они загребают мешок денег. И уже хотят пожениться, однако вдруг возникает другая девица, старушка Маршия. До того как Алеку потерять память, они обручились, а тут он подписывал книги в лавке, и та его узнала. Маршия рассказывает старине Алеку, дескать на самом деле ты голубых кровей, и тэдэ, но он не верит, не желает идти с ней к собственной мамаше, и вообще. А мать слепая как крот. Тем не менее, другая девица, ну хозяйственная, заставляет его сходить. Ведь жутко благородная, всё такое. Короче, пошёл. Всё же память не возвращается — даже пока вокруг прыгает их огромная собачина, а мать щупает его лицо да приносит плюшевого медвежонка, с которым он играл в детстве. Но после пацаны однажды шуруют на лужайке в крикет и — бац ему мячиком по башке. Тут к нему сразу вернулась память, он идёт чмокает в лоб мамочку, всё такое. В общем, снова став обычным дворянином, напрочь забывает хозяйственную чертовку со всеми её издательскими делами. Я бы вам остальное тоже подробно изложил, но боюсь блевануть. Да нет, ни хрена б не испортил. Господи Боже мой — там даже портить-то нефига! Короче, в итоге Алек вступает в брак с хозяйственной чертовкой, а брат — ну пьянчужка — улаживает со своею выдержкой, кромсает родительницу Алека, и та снова прозревает; потом забулдыга-брат со старушкой Маршией друг в дружку втюриваются. Под конец все сидят за длинным обеденным столом, подыхая со смеху, поскольку вбежала та самая собачина с кучей щенков. А все-то, видишь ли, думали, якобы она кобель, или хрен её знает кто. Я вам так скажу: коль не желаете обблеваться с головы до ног, на ту ленту лучше не ходите.