— А где на фиг взял такую кепку?
— В Новом Йорке.
— Почём?
— Один рваный.
— Тебя надули.
И начал чистить спичкой гнусные ногти. Постоянно чистит ногти. Смешно, ей-богу. Зубы всегда замшелые, уши — вечно грязные как чёрт, зато постоянно чистит ногти. Небось считает, мол благодаря тому выглядит очень опрятно. Не отвлекаясь от чистки, ещё раз глянул на обнову:
— Господи, у нас дома в похожих на оленей охотятся. Кепка для охоты на оленей.
— Чёрта с два. — Сняв кепку, я на неё поглядел. Даже прищурил глаз, словно целясь. — Кепка для охоты на людей. В ней я охочусь на людей.
— Твои уже знают, что тебя пнули?
— Не-а.
— А куда свалил чёртов Страдлейтер?
— На игру. С девушкой. — Я зевнул. Чего-то сильно раззевался. Вообще-то в комнате слишком жарко. Прям в сон клонит. В Пенси или мёрзнешь до посиненья, или подыхаешь от жары.
— Великолепный Страдлейтер, — сказал Акли. — …Слушай, не дашь на чуток ножницы? Они у тебя близко?
— Не-а. Уже в чемодане. В шкафу на верхней полке.
— Достань на чуток, а? Заусеницу отрезать.
Ему по фигу, что ножницы уже в чемодане, а чемодан в шкафу на верхней полке. Но я всё-таки достал. Правда, меня чуть не пришибло. Открываю дверцу шкафа, а оттуда прямо на башку выпадает теннисная лопатка Страдлейтера — в деревянной раме, всё такое. Как долбанёт, аж котелок загудел. Чёртов Акли прям покатился да пискляво заржал. Я достаю сверху чемодан, вынимаю для него ножницы — а он ржёт. И вот эдак всегда: камень кому в голову попадёт иль ещё чего — Акли просто подыхает от смеха.
— Весёлый ты парень, Акли-молокосос. Врубаешься? — Протягиваю ножницы. — Хочешь — стану твоим посредником. Устрою на чёртово вещание.
Я снова сел в кресло, а он начал стричь огромные заскорузлые ногти.
— Как насчёт сесть за стол? — говорю. — Стриги над столом, слышь? Не собираюсь я ночью ходить босиком по твоим вонючим ногтям.
А он продолжает стричь над полом. Во воспитаньице! Ужас, честное слово.
— С кем у Страдлейтера свиданье-то? — Акли хоть на дух его не переносит, за страдлейтеровскими похожденьями следит пристально.
— Не знаю. А чё?
— Да просто. Ё-моё, ненавижу сукина сына. Подобных сучар не терплю ни хрена.
— Зато он на фиг без ума от тебя. Говорит, считает тебя королевичем, чёрт побери.
Я частенько называю кого-нибудь ради прикола «королевичем». Дабы с тоски не подохнуть, и вообще.
— У него ко всем столь высокомерное отношенье, — сказал Акли. — Не терплю сучару. Запросто подумаешь, дескать он…
— Будь любезен, стриги ногти над столом, а? Сотый раз тебя…
— Ко всем чертовски высокомерное отношенье. По-моему даже, у сукина сына совсем нет мозгов. А сам думает, якобы имеются. Он-то считает себя чуть ли не наипервейшим…
— Акли! Бога ради. Будь любезен, пожалуйста, стриги свои вонючие ногти над столом. Сотый раз прошу.
Он стал стричь над столом, для разнообразия жизни. Наорёшь — только тогда послушает.
Я за ним понаблюдал какое-то время. Потом говорю:
— Страдлейтер сказал, мол тебе не плохо б иногда чистить зубы — вот ты и напрягся. Он даже в голове не держал оскорблять, а ты поднял вой. Зря он вообще про эдакое заговорил, но оскорблять-то ведь не хотел. Просто имел в виду, дескать ты б выглядел лучше, чувствовал себя лучше, кабы изредка чистил зубы.
— Да чищу я зубы. Чё болтать-то.
— Не-а. Видно же: не чистишь.
Я просто так сказал, безо всякого. Вообще-то его немного жаль. В смысле, не очень приятно, конечно, слышать, мол ты зубы не чистишь.
— Страдлейтер — чувак правильный. Не столь уж хреновый, — говорю. — Просто ты его не знаешь.
— А я тебе повторяю — сучара. Самодовольный сукин сын.
— Верно, самодовольный, но кое в чём очень даже щедрый. Правда. Смотри. Предположим, Страдлейтер носит галстук, который тебе по вкусу. Скажем, на нём галстук, который тебе обалденно лёг на душу — ну просто для примера. Знаешь, чего он сделает? Скорее всего, снимет и отдаст тебе. Честно. Нет… знаешь, как сделает? Положит тебе на кровать иль ещё куда. Короче, подарит проклятый галстук. Большинство просто б…
— Ну, ты даёшь! Кабы мне столько бабок, я б тоже подарил.
— Не-а, — мотаю головой. — Не подарил бы, Акли-молокосос. Кабы тебе столько бабок, ты стал бы наипервейшим…
— Прекрати обзывать молокососом, чёрт побери. Я тебе, засранцу, в отцы гожусь.
— Никуда ты не годен. — Ё-моё, во достал. Сроду не упустит случая намекнуть, мол мне шестнадцать, а ему восемнадцать. — Тоже ещё родственничек нашёлся.
— Ну, в общем, кончай называть меня…
Вдруг открывается дверь, влетает Страдлейтер. В страшной спешке. Постоянно куда-то спешит. Все дела у него сверхважные. Подскочив, в шутку хлопнул меня по одной чёртовой щеке, по другой, а такое, знаете ли, не всегда приятно.
— Слушай, — говорит. — Куда-нибудь сегодня чешешь?
— Не знаю. Наверно. Ух чёрт — снег пошёл? — У него вся куртка запорошена.
— Ага. Слушай. Раз сегодня никуда особо не двигаешь, дай клетчатую куртку, а?
— Кто выиграл? — спрашиваю.
— Ещё не кончилось. Мы отчаливаем. Правда — тебе нужна сегодня клетчатая или нет? А то я свою серую чем-то заляпал.
— Да нет. Только ты ведь растянешь её плечищами, и вообще.
Мы почти одного роста, а весит он чуть не в два раза больше. Плечи эдакие широченные.
— Не растяну. — Бросился к шкафу. — А у тебя как, Акли?
Вообще-то довольно дружелюбный чувак, ну Страдлейтер. Конечно, дружелюбье-то не совсем искреннее, но хоть всегда с Акли здоровается, всё такое.