ОБРЫВ на краю ржаного поля ДЕТСТВА - Страница 10


К оглавлению

10

— Слушай. Не говори ей, что меня вышибли, а?

— Лады.

Вот тут у Страдлейтера всё в порядке. Ему не надо разжёвывать, как Акли. Мне кажется, поскольку ему всё по фигу. Да — пожалуй, именно оттого. А Акли совсем другой. Любопытный, падла.

Страдлейтер напялил мою клетчатую куртку.

— Господи Иисусе, как пить дать растянешь. — Сам-то её всего два-три раза надевал.

— Не боись. Чёрт, где сигареты?

— На столе. — Вечно забывает, куда чего положил. — Под шарфом.

Он сунул пачку в карман куртки… моей куртки.

Ни с того ни с сего я повернул охотничью кепку козырьком вперёд — для разнообразия. Чё-то вдруг задёргался. Дёрганый, словно чёрт знает кто:

— Слушай, а куда идёте?

— Откуда я знаю? Времени хватит — пожалуй, в Новый Йорк съездим. Отпросилась только до полдесятого, вот Господи.

Обломало меня, как он это сказал. Ну и говорю:

— Знаешь, почему? Наверно, просто не знает, какой ты привлекательный-обаятельный кобелино. А знала б — наверняка отпросилась бы до полдесятого утра.

— Точняк, — его не так-то просто подколоть. Самоуверенный выше крыши. — Кроме шуток. Шлёпни сочиненьице, — надев куртку, уже стоит в дверях. — Особо не упирайся, и вообще, но сделай охренительно живописным. Лады?

Я не ответил. Неохота было. Говорю только:

— Спроси, она всё так же оставляет дамки в заднем ряду?

— Спрошу, спрошу, — бормотнул Страдлейтер, но я понимал: чёрта с два. — Ну пока. — И выскочил из комнаты.

Он отвалил, а я ещё с полчаса просидел. В смысле, просто сидел в кресле, ни хрена не делая. Всё думал о Джейн, мол у Страдлейтера с ней свиданье, всё такое. Прям жуткий колотун пробрал — чуть чердак не поехал. Я уже говорил: Страдлейтер просто задвинут на половухе.

Тут снова подваливает Акли: из-за занавески от душа, как обычно. Первый раз за всю бестолковую жизнь я ему обрадовался. Хоть от мыслей отвлёк.

Проторчал почти до ужина, всё вещал, де зверски презирает всех в Пенси, а сам выдавливал огромный прыщ на подбородке. Даже платок не взял. Честно говоря, думаю, ублюдок и платка-то не держит. Во всяком случае, я ни разу не видел.

5

По субботам в Пенси на ужин вечно одно и то же. Дают отбивную; считается, якобы ну самый настоящий пир. Готов спорить на тыщу — дают, ибо в воскресенье туда приезжает куча родителей; папик Тёрмер, наверно, скумекал: каждая мамочка спросит драгоценного сыночка, чем кормили вчера вечером, и тот ответит: «Мясом». Гнусное надувательство! Посмотрели б вы на тамошние отбивные. Какие-то жёсткие сухие ошмётки — ножом не раздерёшь. К ним всегда подают комковатую картофельную размазню, а на сладкое — яблочную запеканку с сухарями, но её никто не ест, разве только приготовишки, ведь они ещё ни фига получше не видели, да чуваки вроде Акли, которые жрут всё.

Выходим из столовой, а на улице просто сказка. Снег сыплет, словно сумасшедший; уже довольно глубоким слоем лежит на земле. Вокруг — обалденная красотища, все стали бросать снежки, вообще дурачиться. Детство заиграло, небось, но веселились от души.

Свиданья иль ещё чего-нибудь этакого я не намечал, ну мы с одним другом — Мэлом Броссаром из сборной по борьбе — решили прокатить на автобусе в Аджерз, съесть там по булочке с рубленым мясом и расплавленным сыром, а пожалуй посмотреть какое-нибудь вшивое кинцо. Ни ему, ни мне не хотелось сидеть весь вечер да протирать задницу. Я спросил Мэла, не возражаешь, с нами поедет Акли. А спросил почему: субботними вечерами Акли вообще ни хрена не делает, кроме как торчит у себя в комнате да ковыряет прыщи. Мэл сказал, дескать возражать-то не возражает, но и не слишком в восторге. Не особо ему Акли по нраву. Короче, разошлись по комнатам собираться, всё такое; пока я надевал мокроступы да остальную муру, крикнул старине Акли, как мол насчёт прошвырнуться в кинишко. Он меня прекрасно слышал через занавески от душа, но сперва не откликнулся. Чувакам вроде него в облом отвечать сразу. В конце концов возник из-за чёртовой занавески, завис на пороге душевой и спросил, кто ещё идёт. Ему всегда надо знать, кто идёт. Клянусь, попади Акли в морское крушенье да подплыви к нему спасательная лодка, первым делом полюбопытствует, кто на вёслах, а не доложат — внутрь не полезет. Я сказал, дескать идёт Мэл Броссар. Тогда он говорит: «Редкостная тварь… Ладно. Погоди чуток». Ну прям осчастливил.

Сборы заняли у него чуть ли не пять часов. Пока чувак одевался, я подошёл к окну, открыл створку и скатал снежок. Снег оказался очень хороший, липкий. Но так никуда и не бросил. А ведь уже замахнулся. В легковушку на другой стороне улицы. Но передумал. Она стояла столь хорошенькая, беленькая. Потом прицелился в водоразборный столбик, однако тот тоже выглядел слишком хорошим, белым. Короче, так никуда и не бросил. Закрыв окно, стал ходить по комнате, сминая снежок крепче, крепче. Чуть позже садясь в автобус с Броссаром и Акли, всё ещё держал его в руке. А водитель открыл дверцу и заставил выбросить. Я пытался объяснить, мол не намерен снежок ни в кого кидать, но тот не поверил. Люди ни в жисть никому не верят.

Броссар с Акли уже видели ленту, которую там крутили; короче, мы съели по две-три булочки с рубленым мясом и расплавленным сыром да немного поиграли на автоматах, а потом загрузились в автобус и поехали обратно. Вообще-то наплевать, что не пошли в кино. Во-первых, показывали какую-то с понтом веселуху — Кэри Грант, всё такое прочее. К тому ж я уже ходил к великому немому с Броссаром и Акли. Оба ржут, точно кони, над какой-то вовсе не смешной хренотенью. С ними даже сидеть рядом — и то не в жилу.

10