ОБРЫВ на краю ржаного поля ДЕТСТВА - Страница 40


К оглавлению

40

Эх, старичок Лус… Во чувачило! В Хутоне я считался его подопечным. Но вся опека заключалась в чём: собрав поздно вечером у себя в комнате кодлу чуваков, обсуждать половуху да всякое эдакое. В плотских забавах здорово фурычит, особенно в извращеньях и т. д. Вечно понарасскажет тыщу случаев про чувачков-говнючков, трахающихся с овцами, или про чуваков, у которых под подкладку шляпы зашиты женские трусы, про всякое-такое-прочее. Про голубых, розовых. Старина Лус наперечёт знает всех козлов и коблов в Соединённых американских государствах. Достаточно кого-нибудь назвать — любого! — старичок Лус тут же скажет, голубой тот или нет. Порой не верилось, дескать кто-то меньшевик аль меньшевичка, всё такое — ну, кинозвёзды там, или вроде того. Господи, ведь часть тех, кого он считал глиномесами, женаты. Мы всё переспрашивали:

— Дык говоришь, Джо Блоу голубой? Джо Блоу? Мордоворот, вечно играющий грабителей да пастухов?

— Однозначно, — отвечал Лус. Обожает это словечко. Неважно, говорит, женат чувак или нет. Половина, говорит, семейных в мире — двустволки, а сами даже не подозревают. Возьмёшь, говорит, да чуть ли не за одну ночь превратишься в голубого, ежели наличествует предрасположенность, всё такое. В общем, у нас от адского страха волосы дыбом вставали. Я всё ждал, дескать превращусь в петуха, иль ещё кого. Самое смешное — по-моему, старина Лус сам вроде как голубой — ну, в определённом смысле. Например, вечно приговаривал: «Размерчик устраивает?». Или топаешь по проходу — а он сзади подкрадётся да ткнёт пальцем между половинок, прям адски напугает. Идучи на толчок, чёртову дверь вечно оставлял открытой; чистишь зубы, иль ещё чего, а он с тобой разговаривает. Подобная хренотень вроде как с голубизной. Честно. Я почему старину Луса подозреваю: мне уже попадались настоящие петюнчики — в учебных заведеньях там, и вообще, — у них эдакие феньки проскальзывают постоянно. Зато тыква у парня здорово соображает. Правда.

При встрече он сроду не здоровается, и вообще. Сев, сразу сказал, дескать забежал буквально на мгновенье. Мол свидание назначено. Заказывая можжевёловку с вермутом, велел халдею вермута налить побольше да не класть маслину.

— А я тут присмотрел голубенького, — говорю. — У того конца стойки. Сразу не смотри. Нарошно для тебя берёг.

— Смеяться можно? — спрашивает. — Всё тот же старина Колфилд. Взрослеть-то собираешься?

Ему со мной страшно скучно. Правда. Зато меня он развлекает. С таковскими чуваками вообще-то жутко забавно.

— Как твоя половая жизнь? — любопытствую. Он прям взбрыкивает, чуть только спросят о подобной хреноте.

— Охолони, — говорит. — Сядь поудобней, успокойся Бога ради.

— Да я без того спокоен. Как вуз? На душу лёг?

— Однозначно лёг. Кабы не лёг, я б туда даже не пошёл, — вообще-то он сам иногда довольно занудный.

— Какой у тебя основной предмет? Половые извращенья? — я просто подтрунивал.

— Ты чё — шутить учишься?

— Да нет. Просто так. Понимаете ли, уважаемый Лус. Вас ведь Господь умишком не обделил. Нужен ваш просвещённый совет. Я попал в чумов…

Он аж взвыл:

— Слушай, Колфилд. Раз хочешь посидеть, тихо-мирно выпить, тихо-мирно побеседо…

— Ладно, ладно. Спокуха.

Его вроде б не тянуло обсуждать со мной всякие глубокомысленности. С толковыми чуваками вообще засада: пока сами не захотят, ни о чём важном разговаривать не станут. Короче, надобно трепаться просто за жисть.

— Кроме шуток, как твои половые успехи? — спрашиваю. — Всё ещё потягиваешь ту тёлочку, кою пас в Хутоне? Ну, с чумовыми…

— Бог с тобой! Естественно, нет!

— Вот те на! Куды ж она девалась?

— Ни малейшего понятья не имею. Наверно, блудит где-нибудь на просторах Нового Хэмпшира, раз тебе любопытно.

— Нехршо-о. Ежели она считалась вполне порядочной, дабы то и дело допускать вас до своих прелестей, зачем уж так уж о ней…

— О Господи! Колфилд теперь беседует лишь в подобном духе? Хотел бы сразу выяснить.

— Да нет, — говорю. — Но всё равно нехорошо. Раз уж она числилась достаточно пристойной-благовоспитанной, дабы допус…

— Мы чего, так и станем развивать сию гнусненькую мыслишку?

Я промолчал. Вроде как струсил, мол не заткнусь — а он встанет да уйдёт. Короче, просто заказал ещё рюмку виски. Вдруг захотелось нажраться до поросячьего визга.

— А на какое мыло сменил шило сейчас? — спрашиваю. — Не в лом сказать?

— Ты её не знаешь.

— Понятно, но всё-таки. Вдруг знаю?

— Живёт в Гринич-Виллидж. Ваятельница. Коль уж тебе так приспичило.

— Правда? Кроме шуток? Сколько ей лет?

— Господи, неужто я спрашивал?

— Ну примерно.

— Я бы сказал, под сорок.

— Под сорок?Иди ты! Ну и как? Ты чё, балдеешь от старушек? — он впрямь неплохо рубит в половухе, и вообще — потому спросил-то. У меня подобных знакомых раз, два, и обчёлся. Невинность потерял вообще в четырнадцать лет. Честно.

— Мне по нраву люди зрелые, коль скоро ты имеешь в виду оное. Однозначно.

— Правда? А почему? Кроме шуток, они чё — лучше в постели, всё такое?

— Слушай. Давай сразу договоримся. На махровые колфилдовские вопросы сегодня отвечать отказываюсь. Взрослеть, чёрт тебя побери, намерен?

Я немного помолчал. Чуть-чуть выждал. Старина Лус опять заказал можжевёловку, веля налить в неё ещё больше вермута.

— Слушай. А давно с ней встречаешься — ну, с ваятельницей? — спрашиваю. Меня впрямь жутко разобрало. — Знал её ещё в Хутоне?

— Нет. Она в страну-то приехала всего несколько месяцев назад.

40